Прродолжение. Начало темы ЗДЕСЬ.
В 1988 году Бог привёл меня в евангельскую церковь в момент, когда я остался на улице. Только что разрушилась моя первая попытка создать семью — как из-за того, что открытое исповедание веры в Иисуса Христа было неугодно как семье коммунистов моей той молодой жены, так и всем моим родным, так и из-за исканий, отсутствия опыта владения деньгами, владения естественными категориями, как работа и мн. др., и так же — из-за того, что с начала поисков искал «не там, где надо» — первые духовные поиски были в областях, разрекламированных мне одним из близких родственников, и эти духовные сферы достаточно гибельны. Но мои родители — убеждённые коммунисты, (отец — сталинской закалки), оба — всю жизнь занимались самообразованием и научным атеизмом, как их активная жизненная позиция. Для них вера в Бога — было преступление. После того, как вынужден был покинуть жилплощадь жены, в помощи от родителей так же мне было отказано, «пока не прекращу верить в бога». И именно в этот момент попадаю в евангельскую церковь.
Коррекции пастора, личного наставничества в тот период времени вообще не было. Не было от слова «вообще». С жильём были… «проблемы». Т.е. вообще без крыши над головой. Но работа в тот момент была… сначала немного на стройке, затем во Дворце Пионеров и школьников — руководителем туристских кружков. Латвия переживала не лучший период — Атмода, перестройка… Зарплата была невысокой. А навыков в естественном выживании у меня ещё не было. Случайная помощь людей из церкви, помогавших мне очень ненадолго, переходила очень быстро в какие-то обвинения. Далее — чердаки, подвалы, ночевки в лесу… Вот в такой ситуации подошёл к пастору, и признался, что ситуация… я не успел рассказать даже всё, но в отчаянии успел сказать, что «обстановка такая, что наверно, придётся и из церкви уходить». Пастор немедленно стал кричать, выкрикивать: «И иди! И тебе будет ещё хуже!… И ты будешь идти от места к месту, и тебя будут все предавать…» — Сейчас я уже не помню этих подробностей — что он ещё там кричал кроме этого, но помню, что в ответ воскликнул: «Алексей! Что ты говоришь?!» Он остановился: «А, да… Что-то не то…» Потом пообещал, что в следующее богослужение Бог даст ответ. И на служении следующем проповедовал о том, что «Кто-то хочет, чтоб его проблемы решились, но надо не решать свои проблемы, а решать проблемы церкви!» После служения встретились с ним. Всё в той проповеди было настолько (!) убедительно , что я сказал: «Да, … понимаю…» Но потом после служения все разошлись. А куда мне идти? Ночевать в лес? Или в нежилые трущобы? И спустя какое-то время, пару недель, меня допрашивали типа «кгб церкви» в виде резкого допроса двух крепко сложенных молодых людей (один из них сегодня пастор в Бауске). Потом, спустя ещё какое-то время, подошли два дьякона: Федя (позже уедет в Штаты) и Коля Гриб. Расспросили меня — как у меня с жильём? И потом, узнав, что у меня есть родители, сказали: «Езжай к родителям (они, родители, жили в Лиепае, 3-х комнатная квартира вдвоём), они должны помочь!» Когда я стал говорить, что отец — сталинист, что они не согласны, чтоб я жил с ними, пока верю в Бога… Эти дьяконы мне ответили: «То, что ты говоришь, такого не может быть просто потому, что не может быть! Они же родители! Ты сам во всём виноват! Просто поедь, поговори с ними спокойно, родительские чувства победят, и живи с ними! И там, в Лиепае, и ходи в церковь! Они просто не могут отказать тебе! Это просто НЕВОЗМОЖНО. Такого НЕ БЫВАЕТ, такого, как ты говоришь. Ты же… нормального поведения, и работаешь». Такая вот пасторская коррекция? Не заниматься своими делами, а только помогать церкви — коррекция. Езжать и просить помощи у родителей — пасторская коррекция… (похоже, этот человек, Коля Гриб, который тогда говорил эти слова, и сегодня рассказывает про ужасы Союза, тогда, во время Союза, всерьёз не знал вообще ничего достаточно серьёзного о гонениях, судя по их советам)
И я приехал на выходных. Два дня я прожил с ними. Всё тихо, всё мирно. В конце второго дня состоялся разговор с родителями… Заговорил о возможности переехать из Риги к ним… Мне последовал встречный вопрос: «Ты ещё не прекратил верить в Бога?» Говорю: «Нет.» Отец, с согласия мамы, сидевшей рядом, и кивавшей головой, сказал: «Я желаю иметь сына мёртвого, но не верующего. Я хочу, чтоб тебя послали в Афганистан, и там убили, но только не верующего! Чтоб тебя посадили в тюрьму, и там из тебя выбили бы всю веру! Чтоб тебя все предали, и ты откажешься от своей веры… Я желаю, чтоб был сын убийца, преступник, наркоман, но только не верующий!»
Как бы так… Мама согласно кивала головой… Хм… насчет того, «чтоб все предали» — что они, сговорились с пастором, и пасторской коррекцией? Или пожелания черпали из одного… источника? Остаток времени до поезда я провёл вечер у родителей, потом собрался и пошёл на поезд.
Прошло после того разговора весной 1989 прошло некоторое время… Я вернулся в Ригу. Когда в декабре 1989 я шёл с поезда в Риге, с окровавленной повязкой на голове, с частично, под плащом, окровавленной одежде (старую рубашку даже пришлось выбросить из-за…), мне встретился один знакомый из церкви, приглашал в новую церковь, которая образовалась после разделения той пятидесятнической, в которой я был с 1988… За время некоторых странствований по Союзу я уже посмотрел жалкое печальное зрелище — разделившуюся церковь в Минске. И сначала без особого энтузиазма среагировал на его приглашение.
Но вот в марте 1990 года я всё-таки оказался в той церкви, куда, как оказалось, меня приглашал тот знакомый, Коля Сердюк, в туннеле под Рижским вокзалом в тот декабрьский вечер. Много доброго в той общине было тогда! Ибо многие, просто желавшие и религиозной свободы, и Слова, и простых отношений в среде христиан, присоединились, придя в ту, только что образовавшуюся церковь. И сам пастор был радостный, вдохновлённый успехами и присоединившимся народом.
Спустя какое-то время, когда в 1994 году я прочитал книгу Дерека Принса, вдруг задумался и о тех событиях, предшествовавших 1990-му году… За прошедший год, или месяцы, последовавшие после того разговора с родителями, я попал ещё в худшие обстоятельства, чем до того. Кроме того, что меня действительно предавали (и это мелочи!), по какой-то невероятной цепочке событий я оказался в Средней Азии. Меня убивали — но я прыгал с поезда на ходу и выживал. Меня арестовывали и сажали в камеру, ибо паспорт был, стараниями первой жены, и по выполнении коррекции ещё некоторых «наставников церкви», выписан и затем не прописан. По законам того времени, меня за это могли посадить. Но… Действие одной статьи, по которой меня должны были куда-то там посадить, приостановили и решили изменить на другую формулировку (послать на поселение), но не ввели, не успели. Итог: так и не посадили, попал аккуратно во временной промежуток. И меня послали обратно в Ригу, поскольку я сказал ментам, что еду домой… Но там, в камере бомжовника при СИЗО где-то в Узбекистане, принял Иисуса в своё сердце молодой цыган, попавший туда, и все остальные, сидевшие со мной, слышали слово… Так же ещё на перроне какой-то, уже не помню какой станции, одна пожилая таджичка заговорила со мной, чем-то помогла мне подкрепиться, и потом приняла в своё сердце Слово, и молилась о принятии… Иисуса в своё сердце. Хотя не зря, или зря ли я там был — лучше бы этого приключения было не проходить. Цепочка событий, эта причинно-следственная связь слов родителей и последующих событий называется действием проклятия. Вообще, среди «беспроблемных» христианчиков, умеющих работать локтями, «проклятием» называют то, что просто-напросто кто-то слабее их, и, как они уверенны, из-за того — и ниже достоинством. Однако реально проклятие — что-то, что действует порой сверх твоего ведома… В моём случае толчком было к этим событиям, к этой причинно-следственной связи — эти убеждения дьяконов (старейшин) ехать к родителям и просить о помощи с жильём или, хотя бы, с пропиской.
Отдельно тему проклятий я рассмотрел на сайте.

Итак, продолжение темы Коррекция пастора, опыт ЗДЕСЬ.