Спасение, посвящение
Спасение, посвящение
_____
В поле чистом, поле белом, узкий след тропинкой серой.
Ты идёшь со мною рядом, Ты со мной всегда.
О, Иисус, Господь мой, Пастырь, я с Тобой идти согласен
Через горы, через бури много-много лет.
_____
Через годы взгляд я кину — не забыть всё то, что было…
Не дано понять тем сытым зов святых небес.
О, Иисус, моё спасенье среди бед и средь лишений.
Ты — надежда, Ты — победа, Ты — огонь и свет.
_____
Аллилуйя — в песне тихой средь снегов и лабиринтов,
Среди улиц незнакомых, на больших путях.
О, Иисус, любовь и радость, свет звезды как утро счастья,
Ты — мой путь, а я — твой странник вечно, навсегда!
(октябрь 1988 г.)
Немного истории песни. Для меня 1988 год был годом прихода к Иисусу Христу. Не я Его избрал, но Он меня избрал, и далее вёл по жизни, уберёг от тех глупостей, в которые сам я, в меру испорченности, залез. Ломать — не строить. Прежний уклад я, в меру и своих действий в меру неопытности в духовных категориях, и в меру усиленных советов «доброжелателей», сломал. А вот восстановление и достоинства, и просто естественного хода жизни, поиск жилья, и восстановление многого другого потребовало многих лет, иногда мучительных лет (ибо для родителей вера в Бога считалась тягчайшим в мире преступлением, и, заявив в открытую о своей вере, я был лишен всякой поддержки родства именно в момент, когда попытка создания моей первой семьи с треском разрушилась и я остался на улице. А верующие … здесь отношения были сложными, но легко отвернуться от того, от кого отвернулись родители, при том, что родители — где-то близко, и меня винят в том, что те отворачиваются от меня. Но Иисус сказал ясно: «Кто постыдится Меня и моих слов, того постыдится и Отец небесный…»).
Вот в такой период, когда не было крыши над головой, и родилась эта песня. Я был непонятен и своим друзьям, не знавшим, не пережившим живого Бога (большинству и до сих пор не понятен, ибо ищут религии, а не Бога). Непонятен и верующим, хвастающимся своими земными материальными благами (замечу: это был Советский Союз!!!). Ибо сложился определённый менталитет у христиан Союза, в который я не вписывался. Христиане, для которых в те времена обычно было закрыто, или затруднено высшее образование, зато особо умели «шабашить» — зарабатывать, заколачивать деньги, и именно большие деньги, в отличие от нас, вполне довольствовавшихся обычной работой ИТР, по деньгам — колоссально устапавшей «шабашкам», или, как сейчас говорят, гастарбайтерам. Это умение им сразу пригодилось после перестройки, умение, которого у меня, да и не только у меня, тогда не было. Ничего, кроме богослужений и зарабатывания много-много денег, где, кстати, нормально — за счёт окружающих, ближних, их, за определённым исключением, как правило, не интересовало. Так же те из них, кто «горел» проповедовать благую весть об Иисусе Христе, основывали своё отношение к окружающему миру именно на основе того же представления о заработке и преуспевании, которое я упомянул, на основе тех же путей и умений зарабатывать именно так. Но здесь сказывался тот состав церквей, в которые я попал в Риге в момент, когда Бог привёл меня в евангельскую церковь. Всё это создавало определённое представление о системене, иерархии ценностей, и сам переход в эту среду был настолько неожиден и резок для меня, что я не справился, чтоб адаптироваться. И в 1991, под влиянием «вожаков» той церкви, где находился, потерял и то, что в 1990-м Бог дал мне в естественной сфере.
Показателен случай: некто ныне епископ евангельской церкви в Пскове, рассказывая в 2000-х в Риге, в гостях в латышской церкви (ну ясно, с переводчиком) о поездке в Штаты в 90-е годы, рассказывал, что, попав в большой универмаг с изобилием товаров, чувствовал себя, словно попал в рай, в его представлении. Куда же было мне до них, умевших нагребать деньги, считавшие деньги наибольшей ценностью после богослужений? Я, с моими исканиями высоких целей, в ответ на поиски которых меня нашёл и призвал Сам Господь Иисус, был чужд для них, и таким оставался. Возможно, и остался. Судя хотя бы по тому — насколько мир неверующих в течении этих последних десятилетий подтянулся к той же системе ценностей, которая была уже тогда.
Впрочем, не хочется это небольшое пояснение к обстановке написания песни превращать в долгое рассуждение. Возможно, далее просто сокращу эти последние абзацы, пока оставляем.
Да, было трудно… Время, когда цель — просто выжить в чуждом мире. Там, где один-единственный друг — это Иисус.